Вспоминаются наши нечастые встречи по утрам, когда я спешила на работу, а он – в лес, в тундру. Обстоятельно шел он по осенней улице, щедро украшенной золотой листвой, умытой прошедшим ночью быстрым и неласковым дождем, нес на плече небольшой рюкзак, и рядом всегда крутилась собака со смеющимися глазами и проворными лапами. Мы здоровались и расходились в разные стороны. Встреча быстро забывалась, и только изредка, выглядывая в окно теплого кабинета, я представляла, как Евгений Андреевич сейчас чаюет где-нибудь за Луной у небольшого костерка, оглядывая своими зоркими глазами заросли тронутого первыми морозами иван-чая, отмечая дрожание серебристых капель на растянутой паутинке, слушая шум, да нет, не шум, голоса лесной живности – журчание хрустального ручейка, шелест потревоженного ветром кедрача, внезапный стрекот сороки, которая торопится поделиться со всеми окружающими срочными новостями.
Нет, не был он праздным пенсионером, который гуляет по окрестностям от нечего делать. Не был и добытчиком: ягоды, грибы, травы были для него в первую очередь такими же детьми природы, как и он сам. Трудно было угадать в этом молчаливом, слегка сгорбленном человеке с огрубевшими от возраста чертами лица настоящего поэта, корякского Пришвина, который чувствует себя частью мироздания и находит радость в каждом мгновении жизни.
Немногие дети войны, пережившие оккупацию, голод, разруху, сохраняют в душе восхищение миром. Таким редким человеком был Евгений Андреевич Коптев. Родившийся в 1935 году в крепком и зажиточном селе Курской области, он встретил войну совсем юным, и эта встреча оставила незаживающий след в его душе. Сначала – постоянный страх за свою жизнь в занятой фашистами деревне, потом – радость освобождения и гром Курской битвы, которая шла совсем недалеко от Знаменского. Отец погиб на фронте, и мать, как могла, билась за выживание семьи с тремя детьми. Память военных лет крепко-накрепко опутала сердце. «В час глухого предрассветья меня разбудила смутная тревога. Но странное дело: вместо собственного отражения я увидел мальчишку военных лет. Он стоит подле крыльца своей хаты, широко открытые глаза наполнены неизбывным страхом. Он шевелит губами, вероятно, у меня, взрослого, просит защиты или пытается сказать нечто важное…» Таким тонким пунктиром проходит эта тема в светлых и бесхитростных рассказах Евгения Андреевича, что не всегда и поймешь, откуда во время их прочтения возникает ощущение боли, предчувствие беды. Но все это проявится позже. А пока юноша честно и смело вступает во взрослую жизнь: после школы – учеба в ФЗУ. Получив специальность слесаря, работал на стройках и шахтах. Отслужил в армии, в знаменитой танковой Кантемировской дивизии. И опять учеба – сначала для дела, в индустриальном техникуме. А в 1966 году, не бросая напряженной работы на производстве, Евгений поступает на заочное отделение Литературного института имени Горького в Москве. Да, пробовал писать еще во время учебы в техникуме. Да, печатался в местных газетах и небольшом литературном сборнике. Но как, почему вдруг – писатель? Наверное, сердце, опаленное войной и невзгодами, закаленное тяжелым трудом, потребовало своего, чистого, что не прожилось в детстве, не отрадовалось. И вот уже выходят в свет первые тоненькие книжки – «Ожидание листвы», «Самая длинная ночь», «Сотвори рассвет», «Возмужание». Казалось бы, живи и твори потихоньку, описывай щедрую природу русского черноземья, трели курского соловья, пожинай лавры на теме военного детства. Но нет же! Дороги, неисповедимые писательские пути ведут-тянут Коптева в неведомые дали. И приводят – на Камчатку. Попав в Палану в 1975 году, он обрел вторую родину. А Корякия – преданного ее почитателя, до последнего дня дышавшего воздухом Севера. Работа журналистом позволила Евгению Андреевичу познакомиться с самыми разными людьми – оленеводами, рыбаками, геологами, подарила радость открытия неисчерпаемого мира камчатской природы. Здесь обрел он друзей, таких же фанатично преданных этой земле людей – Пирогов, Помеловых Любу и Сергея, Косенко Ольгу и Николая, Галину Овчинникову, Наталью Шабалину. Здесь встретил женщину, бывшую с ним до последнего вздоха, свою Клаву. Здесь он состоялся как настоящий писатель, прошедший вместе со своими героями по горным хребтам и бурным рекам, окончательно и бесповоротно влюбившись в тундру. С какой нежностью и трепетом он описывает студеные зимние рассветы и наполненные комариным пением летние дни! Как любуется он своими героями, живущими в табуне и не представляющими для себя другой жизни! Трагичные и веселые, светлые и грустные, его произведения заставляют сердце жить, чувствовать, страдать и радоваться, любить и ненавидеть. Ах, как жалко сироту-медвежонка, еще не подозревающего о своей печальной судьбе, но жадно вдыхающего маленькими влажными ноздрями ветер весенней тундры! И как благодарна душа за благополучный финал рассказа «Звездный свет», герой которого, сын оленевода Петька Жуков, сбегает из интерната в далекий отцовский табун!
Самое главное, что проходит красной нитью через всю жизнь писателя, через все его творчество – честность. Он никак не приукрашивает все, что стремится донести до читателя. Он дарит нами мир таким, какой он есть на самом деле – красивым, ярким, добрым, исподволь подводя нас к мысли о том, что грязным и злым делаем его мы сами, наши мысли и наши дела. Он был честным и в общении – когда разговаривал с начинающими писателями, когда рассказывал о своей жизни, когда встречался со школьниками и студентами и делился с ними своими мыслями. Невозможно было представить себе Коптева, играющего в поддавки или идущего на какой-то компромисс. Но при этом он жалел и любил людей, был заводилой в тундровых походах и обладал неповторимым чувством юмора.
В Корякском окружном краеведческом музее есть замечательная скульптура Виктории Крупиной. Она посвятила ее всем ветеранам Великой Отечественной: это фигура безного инвалида, вопреки всему тянущегося к жизни, поражающего своей силой духа. Она называется коротко – «Победитель». Прообразом этой скульптуры стал Евгений Андреевич Коптев, человек, победивший время и обстоятельства, оставшийся жить благодаря своим книгам и светлой памяти о нем.